ЮНОНА И АВОСЬ, ДЕСЯТЬ РУБЛЕЙ И ПАРОХОДИК В. И. ЛЕНИНА
Дмитрий Анисимов
декабрь 2003
... Красноярск встретил нас тридцатиградусным морозом и хлестким ветром, секущим лицо жесткими снежинками. Правда, уже к вечеру потеплело градусов до двадцати — такой погода и оставалась в течение следующих трех дней. А через три дня я уезжал обратно: уезжал, думая о морях, парусах и путешествиях по бескрайним просторам то ли Земли, то ли России ...
Да, в эту поездку я в очередной раз со стыдом понял, как мало знаю о нашей российской истории. Чем был для меня Красноярск до этого? — всего лишь башенкой на десятирублевой купюре, полумифическим Енисеем да где-то там находящимся, со школы в голову вдолбленным селом Шушенское... А теперь... теперь Красноярск для меня — квинтэссенция всей мировой романтики! Почему? попробую передать.
Началось все с того самого мороза и того самого Енисея. Подъехав к гостинице, мы увидели буквально прямо пред ее фасадом стену то ли дыма, то ли пара: стена эта отделяла от нас нечто, в чем интуитивно чувствовалась могучая река. Так оно и вышло: то незамерзающий даже в самые лютые морозы (!) Енисей раскрывал в промерзший зимний воздух свои легкие, заполняя этим дыханием пол-города и все небо! Взгляните на снимки ниже: на них представлен один и тот же пейзаж, но при двух «погодах» — в минус тридцать, когда Енисей жарко дышит, и в минус где-то восемнадцать, когда его дыхание уже незаметно. И именно в тот момент я подумал: какой же необычный это город, Красноярск!
А следующим вечером я взобрался на гору Караульная, к той самой башенке, что изображена на десятирублевой купюре. Точнее, это не башенка, а часовня — часовня Святой Параскевы Пятницы, символ Красноярска и просто очень красивое строение. Причем на «десятке» она нарисована явно не с натуры, а «по рассказам очевидцев» — так мало похожа эта «десятирублевая картинка» на свой каменный оригинал! Судите сами — десятку я, правда, сканировать не стал, так что не сочтите за труд вытащить из своего кошелька и сравните с моей фотографией.
Но дело, конечно, не столько в самой часовне, сколько в том месте, где она расположена. Представьте себе гору, возвышающуюся над городом так, что город этот открывается перед вами оттуда как бы с высоты птичьего полета! И еще представьте себе стародавние времена, когда с этой горы основавшие Красноярск казаки воеводы Андрея Дубенского высматривали приближение неприятеля и разводили в случае чего сигнальный костер. Романтика, однако! — фениморкуперовские индейцы да рафаэльсабатиниевские корсары просто отдыхают! Так почему же никто из наших мастеров художественного слова не восславит как следует ту замечательную эпоху освоения Сибири? Честное слово, они (и Сибирь, и эпоха) того стоят, а нам стоит быть чуть-чуть более патриотами — в нормальном, человеческом, а не политическом смысле.
Впрочем, не все позабыто, и подтверждением тому — знаменитая и замечательная опера «Юнона и Авось». Какая тут связь с Красноярском, спросите вы? — да прямая: именно в Красноярске умер главный герой той истории, граф Николай Петрович Резанов. Таким образом, именно в Красноярске завершилась повесть о первом кругосветном путешествии россиян из Петербурга в Петропавловск-Камчатский, о первом русском посольстве в Японию, о плавании Резанова из Петропавловска в Русскую Америку, оттуда — в испанскую Калифорнию, наконец, повесть о воспетой Вознесенским и Рыбниковым любви графа к дочери калифорнийского губернатора, Консепсьон де Аргельо. В Красноярске я купил книжку про Резанова, потом в поезде читал ее и думал: какая судьба и какая нелепость — обогнуть на маленьком паруснике земной шар, пройти сквозь шторма, бунт команды и тропические болезни, побывать в загадочной, неприветливой к европейцам Японии, на Богом забытой Камчатке и на Аляске, завоевать в волшебной Калифорнии сердце красавицы-испанки — и потом умереть от простуды где-то в центре необъятной, непонятной, непроходимой России — в Красноярске... Не описать словами и не передать жестами этого ощущения концентрации всей мировой истории и всей мировой романтики — Земля, Россия, Сибирь, Красноярск; дороги героев, могилы героев и недолгая наша память... мы слишком велики, чтобы помнить такие мелочи.
А вот пароходик В. И. Ленина — это да, это нас учили помнить! Хотя что, собственно, это значит: «пароходик В. И. Ленина»? Это суденышко «Святитель Николай», на котором незабвенный В. И. плыл однажды из Красноярска в Шушенское. Какие там кругосветки, какие там Японии с Алясками! — из Красноярска в Шушенское, и только-то: но ради этой вот памяти в советские времена специально при помощи плотины Красноярской ГЭС был поднят на время уровень Енисея, пароходик заведен на что-то типа постамента у берега, а затем уровень вернули назад, чтобы «Святитель Николай» стал ленинским музеем. Так он и сейчас музей, только уже не ленинский: после всех наших перестроек местные краеведы раскопали еще один фактик из «святительниколаевской» жизни — оказывается, однажды на этом пароходике пересек Енисей, возвращаясь, кстати, из той же Японии в то время цесаревич, а после — император, Николай (Второй). Вот его восковая фигура и сидит там сейчас в одной из кают, в другой же — улыбнитесь — расположено что-то вроде микромузея графа Резанова. Такие вот выкрутасы истории, стыки времен, пересечение событий. Таков вот Красноярск — город парусов, далеких берегов, опасных путешествий... И ни черта не получилось у меня передать тех ощущений от него, которые я хотел бы передать! Ну, да ладно — как-нибудь в другой раз...